Когда-то в России был такой возраст – отрочество. Недаром Л.Н. Толстой так и назвал три части своей трилогии: «Детство», «Отрочество», «Юность».

В самом главном нашем Академическом словаре написано, что отрочество – «возраст между детством и юностью».

По-моему, довольно непонятное пояснение. Когда кончается детство? У всех по-разному. У одних – в шесть лет: они уже и младших нянчат, и по хозяйству родителям по-взрослому помогают. А у некоторых оно и в 40 лет ещё не кончилось.

Вот в словаре В.И. Даля про отрочество сказано более чётко: это пора «от 7 до 15 лет».

Потом, в советское время, эта самая пора куда-то подевалась... «Советские дети» – а потом сразу «советская молодёжь».

Та власть давно кончилась, и уже нельзя её спросить: почему ей так не нравилось это слово. Но этот возраст – отрочество – всё равно существует. И он, может, самый важный в жизни человека.

В это время складываются привычки. Хорошие или плохие, <...> на всю жизнь. Совершаются благородные поступки, потому что тяга к добру ещё не задавлена, не скорректирована корыстными или ещё какими-нибудь расчётами. Принимаются серьёзные решения.И некоторые люди следуют тому, что решили в отрочестве, всю свою жизнь.

В это важное, но короткое время или прочитываются некоторые книги, или не прочитываются уже никогда.

(По М.О. Чудаковой)

Экология – это наука о взаимодействии живых организмов и их сообществ между собой и со средой, в которой они обитают. Эти взаимоотношения изучают самые разные науки: биология и химия, астрономия и космология, математика и философия. <...> они вносят свой вклад в экологию, которая сегодня разделилась на ряд самостоятельных дисциплин: общую экологию, агроэкологию, гидроэкологию, экологию человека и т.д.

Активно формируется в наши дни экология культуры, или духовная экология. Конечно, между экологией природы и экологией культуры не может быть непроходимой пропасти, вместе с тем между ними есть большое различие. Утраты в природе до известных пределов восстановимы. Иное дело – ценности культурные и нравственные. Они или восстанавливаются с большим трудом, или вовсе исчезают, как, скажем, разрушенные памятники, сгоревшие книги, рукописи…

Если культура – это совокупность достижений общества в области науки, просвещения, искусства, то закрепляются эти достижения, как правило, в языке, в Слове. Возникнув на определённом историческом этапе, литературный язык сам по себе служит свидетельством уровня духовного развития народа, общества. Как всякое живое на Земле не может мириться со своей смертью, так и живая нация не может мириться с деградацией своего языка. Ведь язык – это и основа национальной памяти, и ключ к пониманию духовного мира, своего и чужого.

(По Л.И. Скворцову)

Дело художника – выразить своё ви́дение мира, и другой цели искусство не имеет. Но таков таинственный закон искусства, что ви́дение вовне выражается тем гармоничнее, чем оно само в себе своеобразнее и глубже. Здесь, в отличие от мира вещественного, внешняя прелесть есть безошибочный признак внутренней правды и силы. Пленительность искусства – та гладкая, блестящая, переливающаяся всеми цветами радуги ледяная кора, которою как бы остужает огненная лава художнической души, соприкасаясь с наружным воздухом, с явью. Ясно только одно: чем сильнее кипение, тем ярче и радужнее форма.

Эта внешняя пленительность искусства необыкновенно важна: она играет в духовном мире ту же роль, какую в растительном мире играет яркая окраска цветка, манящая насекомых, которым предназначено разносить цветочную пыльцу. Певучесть формы привлекает инстинктивное внимание людей. Ещё не зная, какая ценность скрыта в художественном создании, люди безотчётно влекутся к нему и воспринимают его ради его внешних чар. Но вместе с тем блестящая ледяная кора скрывает от них глубину, делает её недоступной; в этом – мудрая хитрость природы. Красота – приманка, но красота – и преграда. Прекрасная форма искусства всех манит явным соблазном, чтобы весь народ сбегался глядеть; и поистине красота никого не обманет. Но слабое внимание она поглощает целиком, для слабого взора она непрозрачна: он осуждён тешиться ею одной, – и разве это малая награда? Лишь взор напряжённый и острый проникает в неё и видит глубины тем глубже, чем <...> он острей.

(По М.О. Гершензону)

О человеке, личность которого приобрела символическое значение, принято при конце его жизни говорить, что вместе с ним уходит эпоха. Решусь сказать несколько иначе: с Дмитрием Сергеевичем Лихачёвым от нас уходит невосстановимый культурный тип. Увы, таких людей, вероятно, мы больше не увидим.

В нём жила память прежде всего о том, что он успел застать и увидеть в самом конкретном и простом биографическом смысле. Им была прожита с сознательно зорким вниманием долгая жизнь <...> катаклизмов сменявших друг друга эпох: никогда не забуду, как в пору «перестройки» он при встрече сказал мне, что узнаёт в том, как разительно у людей вдруг переменились лица, опыт, уже пережитый им в отрочестве, в роковом 1917 году, и потому ждёт в самом близком будущем самых основательных перемен. Ну часто ли нам в те дни приходилось разговаривать с носителем живой и осознанной памяти о событиях, положивших более семидесяти лет тому назад начало циклу, который тогда как раз подходил к концу? В чьей ещё индивидуальной памяти круг сомкнулся так осязаемо? Здесь перед нами редкий случай, когда сама по себе продолжительность жизни из простого биографического обстоятельства претворяется в особый шанс для мысли.

Неслучайно в прежние времена, непохожие на наши, принято было говорить о мудрости седин, о сокровищнице опыта.

(По С.С. Аверинцеву)

Экспедиции прибывают в Антарктиду на кораблях. Поэтому тут хорошо прижились морские слова: «камбуз», «аврал», «кают-компания»… В кают-компании Мирного, а если просто – в столовой, собрали всех новичков, и начальник станции сказал:
– У нас тут маленький коммунизм. Денег нет. Еды – сколько хочешь. Работы тоже навалом. Одним словом, так: от каждого по способности…

Насчёт техники безопасности. Надо беречься трещин. Ну, а самое главное – это чтоб пузыри не пускать – тоска там по дому и прочее. Чтоб этого не было! Смелость нужна. Осторожность тоже нужна. Вот рядом трещины. Не то что человек – трактор нырнёт, как будто и не было трактора. Туда – ни шагу! Особо корреспондентов предупреждаю. Если кому не терпится поглядеть – скажи. Возьмём верёвку, шесты – как положено. Ну, что ещё?.. Надо остерегаться солнца, особенно губы сгорают. И глаза прячьте. Без тёмных очков нельзя…

После такой беседы мы поняли: покорять Антарктиду трудно, <...> можно. Сразу захотелось поглядеть на эти глубокие трещины. Они действительно рядом. Толщина льда – метров тридцать, и во льду трещины. У края прозрачный голубой лёд. Глубже лёд становится тёмно-синим, а в самой глубине – чернота. Столкнули пустую бочку. Замирающий гул, а потом жуткая тишина. Даже с верёвкой и шестами это место лучше всё-таки обходить. Трещину присыпало снегом – настоящее минное поле.

(По В.М. Пескову)

Для всякого убеждённого и желающего убеждать писателя (а именно только такого я имею в виду) вопрос о том, есть <...> у него читатель, где он и как к нему относится, есть вопрос далеко не праздный.

Читатель представляет собой тот устой, на котором всецело зиждется деятельность писателя; он — единственный объект, ради которого горит писательская мысль. Убеждённость писателя питается исключительно уверенностью в восприимчивости читателей, и там, где этого условия не существует, литературная деятельность представляет собой не что иное, как беспредельное поле, поросшее волчцом, на обнажённом пространстве которого бесцельно раздаётся голос, вопиющий в пустыне. Доказывать эту истину нет ни малейшей надобности; она стоит столь же твёрдо, как и та, которая гласит, что для человеческого питания потребен хлеб, а не камень...

Поэт, в справедливом сознании светозарности совершаемого им подвига мысли, имел полное право воскликнуть, что он глаголом жжёт сердца людей; но при определённых условиях слова эти были только отвлечённой истиной, близкой к самообольщению. Когда окрест царит глубокая ночь, — та ночь, которую никакой свет не в силах объять, тогда не может быть места для торжества живого слова. Сердца горят, но огонь их не проницает сквозь густоту мрака; сердца бьются, но биение их не слышно сквозь толщу желез. До тех пор, пока не установилось прямого общения между читателем и писателем, последний не может считать себя исполнившим своё призвание. Могучий — он бессилен; властитель дум — он раб бездумных бормотаний случайных добровольцев, успевших захватить в свои руки ярмо.

(По М.Е. Салтыкову-Щедрину)

После встречи в поезде с художником я приехал в Ленинград. Снова открылись передо мной торжественные ансамбли его площадей и пропорциональных зданий.

Я подолгу всматривался в них, стараясь разгадать их архитектурную тайну. Она заключалась в том, что <...> здания производили впечатление величия, на самом же деле они были невелики. Одна из самых замечательных построек – здание Главного штаба, вытянутое плавной дугой против Зимнего дворца, – по своей высоте не превышает четырёхэтажного дома. А между тем оно гораздо величественнее любого современного высотного дома.

Разгадка была простая. Величественность зданий зависела от их соразмерности, гармонических пропорций и от небольшого числа украшений: оконных наличников, барельефов.

Всматриваясь в эти здания, понимаешь, что хороший вкус – это прежде всего чувство меры.

Я уверен, что эти же законы соразмерности частей, отсутствия всего лишнего, простоты, при которой видна и доставляет истинное наслаждение каждая линия, – всё это имеет некоторое отношение и к прозе.

Писатель, полюбивший совершенство классических архитектурных форм, не допустит в своей прозе тяжеловесной и неуклюжей композиции. Он будет добиваться соразмерности частей и строгости словесного рисунка.

Композиция прозаической вещи должна быть доведена до такого состояния, чтобы нельзя было ничего выбросить и ничего прибавить без того, чтобы не нарушились смысл повествования и закономерное течение событий.

(По К.Г. Паустовскому)

Первая экспедиция Христофора Колумба (1492–1493 гг.) на судах «Санта-Мария», «Пинта», «Нинья» вышла из Палоса 3 августа 1492 г. От Канарских островов суда повернули на запад, пересекли Атлантический океан, открыв Саргассово море, и достигли острова Сан-Сальвадор в Багамском архипелаге. Христофор Колумб высадился на острове 12 октября 1492 г. (официальная дата открытия Америки). Затем Колумб посетил ряд других Багамских островов, открыл и обследовал участок северо-восточного побережья Кубы, достиг острова Гаити и двинулся вдоль его северного берега. Колумб на корабле «Нинья» в январе 1493 г. вернулся в Испанию.

В ходе второй экспедиции (1493–1496 гг.) Колумб открыл острова Доминика, Гваделупа, совершил поход в глубь острова Гаити, открыл южный берег Кубы и ещё около 20 островов в составе Малых Антильских островов. Весной 1496 г. Колумб отплыл обратно на Родину и при королевском дворе объявил об открытии нового пути в Азию.

В ходе третьей и четвёртой экспедиций (1498–1504 гг.) было открыто несколько островов в Карибском море и Карибское побережье Америки. Основной целью экспедиций Колумба был поиск нового пути в Индию. Открытые земли Колумб считал восточной частью Азии, восточным берегом или Китая, или Японии, или Индии, <...> за этими землями закрепилось название Вест-Индия. Эти открытия способствовали пересмотру средневековых представлений о Земле и возникновению Испанской колониальной империи. Имя Колумба носят несколько географических объектов в Америке.

М.М. Зощенко был небольшого роста, строен и очень хорош собой. Глаза у него были задумчивые, тёмно-карие; руки – маленькие, изящные. Он ходил легко и быстро, с военной выправкой – сказывались годы сначала в царской, <...> в Красной Армии. Постоянную бледность он объяснял тем, что был отравлен газами на фронте. Но мне казалось, что и от природы он был смугл и матово-бледен.

Не думаю, что кто-нибудь из нас уже тогда разгадал его, ведь он и сам провёл в разгадывании самого себя не одно десятилетие. Меньше других его понимал я – и это неудивительно: мне было восемнадцать лет, а у него за плечами была острая, полная стремительных поворотов жизнь. Но всё же я чувствовал в нём неясное напряжение, неуверенность, тревогу. Казалось, он давно и несправедливо оскорблён, но сумел подняться выше этого оскорбления, сохранив врождённое ровное чувство немстительности, радушия, добра. Думаю, он уже и тогда был высокого мнения о своём значении в литературе, но знаменитое в серапионовском кругу «Зощенко обидится» было основано и на другом. Малейший оттенок неуважения болезненно задевал его. Он был кавалером в старинном, рыцарском значении этого слова – впрочем, и в современном: получил за храбрость четыре ордена и был представлен к пятому в годы Первой мировой войны.

Он был полон уважения к людям и требовал такого же уважения к себе.

Слово «смог» произошло от сочетания двух английских слов - smoke и fog (дым и туман). Термин появился примерно столетие назад для описания плотного, удушающего тумана в смеси с копотью, который стал привычным во многих городах.

Медики установили, что смог оказывает вредное влияние на общее состояние жителей города. Он может стать причиной возникновения многих заболеваний и <...> смерти человека. Составные элементы смога резко снижают умственные возможности человека, его способности к обучению и творческой деятельности, приводя к ускоренной гибели нервных клеток. Мелкие частицы смога накапливаются в альвеолах и бронхиолах лёгких, вызывая в них воспаление. Высокий уровень загрязнения воздуха увеличивает вероятность возникновения сердечно-сосудистых заболеваний, вплоть до инсульта и инфаркта.