(1)Солдаты лежали за деревьями, в кустах, в высокой траве и слушали, напряжённо всматривались в ясный утренний воздух, лишь местами темневший от дыма и земной пыли.
(2)О, как хороша была в эти минуты земля! (3)Как благостны казались людям её тяжёлые складки, жёлтые пригорки, овражки, поросшие репейником и пыльными лопухами, лесные ямы. (4)Какой чудесный запах шёл от земли: лиственной прели, сухой пыли и влажной лесной сырости, запах мирного праха и грибов, сухих ягод и многократно превшего и вновь высыхавшего хвороста. (5)Ветер приносил с поля тёплый и печальный запах вянущих цветов и сохнущих трав; в полутьме леса, внезапно пронзаемой солнечным светом, вдруг пыльной радугой вспыхивала увлажнённая росой паутина, словно веяло своим дыханием чудо спокойствия и мира.
(6)Вот лежит, уткнувшись лицом в землю, Родимцев. (7)Спит он, что ли? (8)Нет, его глаза внимательно смотрят в землю, на стоящий подле куст шиповника. (9)Он шумно дышит, втягивает в себя запах земли. (10)Он смотрит с интересом, жадно и почтительно на дела, происходящие вокруг него: муравьи колонной идут неясным для человеческого глаза трактом, волокут сухие травинки, палочки. (11)«Может быть, у них тоже война, – думает Родимцев, – вот и ползут колонны мобилизованных на строительство рвов и укреплений. (12)Или это хозяин ставит себе новый дом, и тянутся плотники, штукатуры на работу…»
(13)Огромен мир, который видят его глаза, чует ухо, втягивают с воздухом ноздри. (14)Аршин земли на опушке леса, куст шиповника. (15)Как велик этот аршин земли! (16)Как богат этот отцветший куст! (17)По сухой земле молнией прошла трещина, муравьи проходят по мосту, в строгом порядке один за другим, а по ту сторону трещины терпеливо выжидают встречные. (18)Божья коровка, толстая, в красном сарафане, мечется, ищет перехода. (19)Ох ты! (20)Полевая мышь блеснула глазом, привстала на задние лапки и прошуршала среди травы, словно и не было её здесь. (21)Подул ветер, и трава гнётся, пригибается, каждая по-своему: одна покорно, быстро ложится к земле, другая упрямо, сердито дрожит, топорщится своим бедным тощим колосом – воробьиным житом. (22)А на кусте шевелятся ягоды шиповника – жёлтые, красноватые, закалённые солнцем, словно глина огнём. (23)Давно уже, видно, брошенная хозяином паутина мотается на ветру, в ней запутались сухие листья, кусочки коры, в одном месте она обвисает под тяжестью свалившегося в неё жёлудя. (24)Она похожа на невод, выброшенный на берег после гибели рыбака.
(25)Игнатьев задумчиво говорит товарищу:
– Слышал я, как-то два лейтенанта-зенитчика между собой говорили. (26)Вот, говорят, война идёт, а кругом сады, птицы поют, им вроде и дела нет до наших дел. (27)Вот я всё думаю: это неправильно, не увидели лейтенанты сути. (28)Война эта всей жизни коснулась. (29)Ты возьми лошадей – чего только не терпят! (30)Или, помню, стояли мы в Рогачёве: там все собаки по тревоге в погреба лезли, суку одну я приметил – собачат в щель прятала, а как налёт кончится – обратно гулять выводила. (31)Ну, а птица – гуси, куры, индюшки, – разве они от немца не терпят? (32)И тут, кругом, в лесу, я примечаю, птицы пугаться стали – чуть самолёт летит, тучей поднимаются, галдят, шумят, мечутся. (33)Сколько леса пропало! (34)Сколько садов! (35)Или вот я сейчас подумал: идёт бой на поле, мы тут залегли, под тысячу человек, – всех этих муравьёв да комарей кувырком вся жизнь пошла.
(36)А если немец газ пустит, а мы ему в ответ – тут же по всем лесам да полям жизнь перевернётся: и до мышей, и до ежей, до всех война доберётся, начнёт козявка да птица задыхаться, куда ей деться?
(37)Он приподнялся и, глядя на товарищей, сказал с весёлой печалью:
– Ох, и хорошо, ребята! (38)Ведь только в такой день и поймёшь: вот, кажется, тысячу лет бы так пролежал – и не наскучило бы.
(По В.С. Гроссману*)
* Василий Семёнович Гроссман (1905–1964) – советский писатель, журналист, военный корреспондент.